— М-да, действительно интересно… — протянул Кен.
Однако Анна быстро произнесла:
— Нет-нет, это еще не главное!
— Вот как? А что же?
— Мистер Оуэнс задумал начать собственную слежку за домом скупщика антиквариата. И не только. В его планы входит прослушивание телефонных разговоров этого человека.
— Прослушивание? — скептически усмехнулся Кен. — Это не так-то просто, если не имеешь специального разрешения и технических возможностей.
— О, техники у мистера Оуэнса хоть отбавляй! А разрешения ему не требуется, как он говорит. Потому что слежка ведется неофициально.
— Ну да, понимаю, — хмыкнул Кен. — Страховая компания просто шпионит за подозрительными субъектами. Иными словами, все средства хороши для обеспечения данных клиентам гарантий.
Анна немного помолчала, потом произнесла с нотками обиды в голосе:
— Не понимаю, разве ты не хочешь, чтобы моя любимая «Наяда» вернулась ко мне?
— Что ты! Разумеется, я всячески желаю, чтобы это произошло. Просто действия страховой компании представляются мне не совсем законными. Но это не мое дело, в конце концов. Мистер Оуэнс взрослый человек и знает, на что идет.
Анна прерывисто вздохнула.
— А как хорошо было бы, если бы «Купающаяся наяда» вновь появилась на своей специальной подставке в моей гостиной!
— Да, понимаю тебя, — пробормотал Кен, думая в этот момент совсем о другом.
Как сказать Анне, что они больше не будут встречаться? Это нужно сделать мягко, но в то же время решительно, иначе не избежать осложнений: Анна не из тех, кто смиряется, услышав слово «нет».
Тем более что она уже в значительной степени привыкла смотреть на меня как на свою собственность, проплыло в голове Кена. Захочет ли это капризное создание добровольно расстаться с понравившейся игрушкой? Впрочем, если даже не захочет, это ее проблемы. Потому что я не игрушка!
— Так и вижу, как мы с тобой пьем кофе, сидя рядышком на диване в моей гостиной, а напротив находится «Купающаяся наяда», которой можно любоваться сколько захочешь, — мечтательно произнесла Анна. — Как тебе подобная картина?
— Хм…
— Заманчиво звучит, правда?
— Хм…
— И очень уютно, не находишь?
— Анна, я…
Это было начало фразы о том, что им не стоит больше встречаться, однако закончить ее не удалось. Кен услышал, как где-то неподалеку от Анны прозвучала телефонная трель, после чего та сказала:
— Ой, прости, мне тут звонят по другому телефону! После поговорим, хорошо?
— Да. — Вешая пищавшую короткими гудками трубку, Кен испытывал двойственное чувство: с одной стороны, им овладело облегчение, что неприятный разговор не состоялся, с другой — досада, так как это «удовольствие» по-прежнему маячило впереди.
Впрочем, спустя некоторое время он успокоился — и все благодаря мысли, что завтра увидится с красавицей-медсестрой, единственной девушкой, кому в последнее время удалось затронуть его душу и сердце.
Пола почему-то то и дело вспоминала его, хотя он был всего лишь одним из множества пациентов, проходящих за день через смотровую. Возможно, Пола даже не обратила бы на него внимания — потому что поначалу взглянула не в лицо ему, а, так сказать, на совершенно противоположную часть тела, — но мужество, с которым он перенес очень болезненную операцию, произвело на нее определенное впечатление.
В ходе вскрытия запущенного, воспаленного фурункула Пола несколько раз поглядывала на доктора Харриса, безмолвно спрашивая, не сходить ли за анестезиологом. Тот в свою очередь переводил внимательный взгляд на лицо распростертого на операционном столе пациента, на минутку задумывался и коротко качал головой: мол, не нужно, парень справляется. После чего операция продолжалась.
Вскоре все кончилось, Пола сделала пациенту укол антибиотика, после чего тот кое-как поднялся со стола и отправился за ширму переодеваться. А когда вышел, чуть прихрамывая, и Пола впервые увидела его просто как мужчину, а не как обратившегося за помощью больного, ее внезапно охватил трепет, в котором определенно присутствовала чувственная составляющая.
К счастью, она умела владеть собой, поэтому знала, что на ее лице не отразилось внутреннее состояние. Зато в глазах Кена Уилсона — Пола мгновенно вспомнила его имя, хотя обычно ей приходилось заглядывать в карточку больного, чтобы прочесть, как того зовут, — отразилось нечто, очень похожее на восхищение.
Похоже, наш интерес взаимен, с внутренней усмешкой констатировала она.
Пола знала, что красива, однако не причисляла этот факт к категории личных достижений. Мужчины частенько заглядывались на нее — в частности те, что приходили на перевязку или прочие манипуляции, — но она старалась не замечать этого. Тем более что работа в клинике заставила ее определить для себя одно правило: никаких личных отношений с пациентами.
Принятие подобного решения имело свою предысторию. Когда Пола еще не задумывалась над тем, кто перед ней находится — просто мужчина или пациент, — ей случилось влюбиться в Говарда Джексона, служащего почтового отделения, который был доставлен в клинику с острым приступом аппендицита. После операции, в период выздоровления, Говард еще некоторое время приезжал на перевязку и так познакомился с Полой. Любовь у них получилась бурной, но короткой. Позже, немного придя в себя после разрыва с тем, в ком еще совсем недавно души не чаяла, Пола дала этому роману определение «скоротечный» — по аналогии с устаревшим названием одной из форм болезни легких «скоротечная чахотка».